прочитаете за 18 минут
Эмоциональное насилие: что это, как распознать, как с ним работать
19.07.2024
Работа с клиентом
Эмоциональное насилие сложнее определить, чем физическое. Оно не оставляет видимых следов, а со временем люди могут терять к нему чувствительность и сами становятся авторами насилия. Психологи дискуссионного клуба Психодемии обсудили, как определить, что клиент подвергается эмоциональному насилию, стоит ли говорить ему об этом и как выстроить процесс терапии.
Эмоциональное насилие сложнее определить, чем физическое. Оно не оставляет видимых следов, а со временем люди могут терять к нему чувствительность и сами становятся авторами насилия. Психологи дискуссионного клуба Психодемии обсудили, как определить, что клиент подвергается эмоциональному насилию, стоит ли говорить ему об этом и как выстроить процесс терапии.
Смотрите видеозапись встречи или читайте статью, чтобы узнать главное. Если вам интересен формат дискуссионного клуба, присоединяйтесь к закрытому каналу профессиональных психологов и будьте в курсе следующих мероприятий.
Смотрите видеозапись встречи или читайте статью, чтобы узнать главное. Если вам интересен формат дискуссионного клуба, присоединяйтесь к закрытому каналу профессиональных психологов и будьте в курсе следующих мероприятий.
Дискуссионный клуб Психодемии — место, где специалисты выражают собственное мнение. Статья написана по мотивам живого разговора. Читатели могут узнать позиции разных практиков о явлениях в психологии, согласиться с их выводами или сделать собственные.
Вы узнаете:
Вы узнаете:
Участники дискуссионного клуба:
Участники дискуссионного клуба:
Ольга Раздина
Опыт работы: более 10 лет
Практикующий психолог в подходах гештальт-терапия, семейная системная психотерапия
модератор дискуссионного стола
Преподаватель Психодемии
Имеет опыт тренингов и работы в крупных образовательных проектах
В недавнем прошлом старший методист курсов Психодемии
Спикер конференций в области психологии и образования
Татьяна Орлова
Опыт работы: более 25 лет
Психолог
Соучредитель Центра психологической помощи пострадавшим от насилия «НеТерпи»
Преподаватель Психодемии
Автор книги о домашнем насилии «За закрытыми дверями»
Работала тренером в Московском институте гештальта и психодрамы
Руководила психологической службой «Кризисного центра помощи женщинам и детям» в Москве и психологической службой в центре по работе с проблемой насилия.
Елена Кандыбина
Опыт работы: 14 лет
Клинический психолог, психолог в направлении понимающая психотерапия, схематерапия, EMDR, игровая терапия, преподаватель Института Понимающей психотерапии им. Ф. Е. Василюка, преподаватель проекта «Психотерапия и привязанность», член Ассоциации Понимающей психотерапии и Ассоциации консультантов, работающих с авторами насилия в близких отношениях «СОЛЬ»
2010−2014 РБОО «Центр лечебной педагогики» — стажировка, работа с детьми с особенностями развития
2014 — 2023 БФ «Здесь и сейчас», психолог, руководитель направления работы с родителями, ведущий обучающих программ для специалистов семейного устройства, методист
2017−2018 ГБУ «Городской ресурсный центр семейного устройства детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей» — методист, ведущий групп обучения для воспитателей ЦССВ.
Антон Тонких
Опыт работы: 7 лет
Бакалавр и магистр психологии НИУ ВШЭ
Психотерапевт, специализирующийся на комплексной травме, привязанности и диссоциации
Член Ассоциации контекстуально-поведенческой науки (АКПН) и куратор SIG по работе с травмой
Автор подкаста о доказательной психотерапии «Evidence Biased»
Исследователь благополучия вынужденных эмигрантов.
Кирилл Федоров
Опыт работы: 12 лет
Психолог-логотерапевт
С 2012 года сотрудничает с благотворительными и правозащитными организациями и проектами
Ведущий курса для психологов по работе с ситуациями домашнего насилия
Соавтор книги о домашнем насилии «Так будет не всегда»
Спикер мероприятий компаний Microsoft, Google, Barilla, Rock the Cycle.
Что такое эмоциональное насилие?
И являются ли им конкретные ситуации:
И являются ли им конкретные ситуации:
Критика
Ревность
Выражение недовольства
Предъявление высоких требований к партнеру
Несдержанные обещание
Контроль социальных сетей и мессенджеров ребенка, а также в случае школьного буллинга
Измена, ее отрицание
Требование выполнять не свои обязанности на работе.
Кирилл Федоров, психолог:
Когда клиент делится неоднозначной историей, психологу в любом случае не стоит оценивать. Важнее узнать, что думает сам человек.
Когда клиент делится неоднозначной историей, психологу в любом случае не стоит оценивать. Важнее узнать, что думает сам человек.
Прямая агрессия, оскорбления, повышенный тон — очевидные формы насилия. Ситуациям из примеров не хватает информации и контекста, нюансов, по которым можно было бы понять, что это действительно оно.
Прямая агрессия, оскорбления, повышенный тон — очевидные формы насилия. Ситуациям из примеров не хватает информации и контекста, нюансов, по которым можно было бы понять, что это действительно оно.
Специалисту не стоит зацикливаться на конкретном случае проявления эмоционального насилия. Нужно анализировать поведение людей целиком: оно становится насилием, если происходит систематически по одному сценарию. Тогда психолог может помочь клиенту увидеть эти отношения со стороны и прийти к собственным выводам.
Специалисту не стоит зацикливаться на конкретном случае проявления эмоционального насилия. Нужно анализировать поведение людей целиком: оно становится насилием, если происходит систематически по одному сценарию. Тогда психолог может помочь клиенту увидеть эти отношения со стороны и прийти к собственным выводам.
Сложно на первой же сессии понять, что происходит и как это называть. Можно заменить термин «насилие» на «проблемное поведение». Сначала учим клиента отстаивать границы, смотрим на реакцию окружения. Тогда будет проще сформулировать, что происходит.
Сложно на первой же сессии понять, что происходит и как это называть. Можно заменить термин «насилие» на «проблемное поведение». Сначала учим клиента отстаивать границы, смотрим на реакцию окружения. Тогда будет проще сформулировать, что происходит.
Татьяна Орлова, психолог:
Согласна с Кириллом. Эмоциональное насилие — это не одно событие, а континуум действий. У того, кто его совершает, всегда есть объяснительная концепция: он просто хочет, чтобы партнер стал лучше, и оправдывает этим свое поведение. Насилие создает иерархию, где один реализует собственные потребности за счет другого, не удовлетворяя при этом его желания.
Согласна с Кириллом. Эмоциональное насилие — это не одно событие, а континуум действий. У того, кто его совершает, всегда есть объяснительная концепция: он просто хочет, чтобы партнер стал лучше, и оправдывает этим свое поведение. Насилие создает иерархию, где один реализует собственные потребности за счет другого, не удовлетворяя при этом его желания.
Если мы называем что-то насилием, то маркируем это как ненормальное поведение. Норма — это всегда общественный договор, она может меняться. Поэтому важно разбирать конкретный кейс клиента, а не использовать ярлыки с первой же встречи.
Если мы называем что-то насилием, то маркируем это как ненормальное поведение. Норма — это всегда общественный договор, она может меняться. Поэтому важно разбирать конкретный кейс клиента, а не использовать ярлыки с первой же встречи.
Елена Кандыбина, психолог:
Думаю, насилие возникает в момент, когда мы перестаем видеть в человеке личность и мыслим стереотипами: «Приличные дети в твоем возрасте…».
Думаю, насилие возникает в момент, когда мы перестаем видеть в человеке личность и мыслим стереотипами: «Приличные дети в твоем возрасте…».
Это часто происходит в семейной жизни, в попытках договориться с партнером. Одно дело, когда оба видят друг в друге человека со своими особенностями, занятостью, усталостью. Это помогает постепенно строить конструктивное общение. Другая ситуация, когда мы в партнере видим набор условностей: «Ты женщина, значит, должна убирать и готовить» или «Ты мужчина, поэтому должен обеспечивать». На эмоциях люди часто хотят обратиться к норме, это вполне понятно. Но если перестать видеть человека, есть риск применять эмоциональное насилие.
Это часто происходит в семейной жизни, в попытках договориться с партнером. Одно дело, когда оба видят друг в друге человека со своими особенностями, занятостью, усталостью. Это помогает постепенно строить конструктивное общение. Другая ситуация, когда мы в партнере видим набор условностей: «Ты женщина, значит, должна убирать и готовить» или «Ты мужчина, поэтому должен обеспечивать». На эмоциях люди часто хотят обратиться к норме, это вполне понятно. Но если перестать видеть человека, есть риск применять эмоциональное насилие.
Надо ли говорить клиенту, что к нему применяют эмоциональное насилие?
Антон Тонких, психолог:
Мне не нужно называть ситуацию насилием, чтобы работать с ним. Заподозрить его можно, но оценивать нельзя, поэтому я не буду говорить клиенту, применяется к нему насилие или нет.
Мне не нужно называть ситуацию насилием, чтобы работать с ним. Заподозрить его можно, но оценивать нельзя, поэтому я не буду говорить клиенту, применяется к нему насилие или нет.
Моя задача — работать в классической для психолога роли: задавать вопросы, узнать, как человек интерпретирует эти события, как реагирует и что чувствует. Нужно быть дотошным, расспрашивать подробности. Пока не получится достучаться до конкретного поведения, которое клиент как-то интерпретирует, не понятно, в какой ситуации он находится. Психологу нужно использовать свою власть аккуратно, чтобы самому не применять насилие.
Моя задача — работать в классической для психолога роли: задавать вопросы, узнать, как человек интерпретирует эти события, как реагирует и что чувствует. Нужно быть дотошным, расспрашивать подробности. Пока не получится достучаться до конкретного поведения, которое клиент как-то интерпретирует, не понятно, в какой ситуации он находится. Психологу нужно использовать свою власть аккуратно, чтобы самому не применять насилие.
Елена Кандыбина, психолог:
Человек с возрастом может терять чувствительность к насилию. Если оно происходило в детстве и продолжается во взрослом возрасте, то становится для него нормой. Например, клиентка рассказывает мужу, что хочет выйти на работу, а он против. И она приходит с запросом «как с ним договориться». В процессе разговора выясняется, что муж выкидывает ее офисную одежду, обувь, применяет физическое насилие. Женщина не видит в этом насилия, думая, что сможет договориться.
Человек с возрастом может терять чувствительность к насилию. Если оно происходило в детстве и продолжается во взрослом возрасте, то становится для него нормой. Например, клиентка рассказывает мужу, что хочет выйти на работу, а он против. И она приходит с запросом «как с ним договориться». В процессе разговора выясняется, что муж выкидывает ее офисную одежду, обувь, применяет физическое насилие. Женщина не видит в этом насилия, думая, что сможет договориться.
Поэтому психолог не может ориентироваться на восприятие человека. Конечно, нельзя сразу сказать: «Это насилие, нужно срочно разводиться». Такая реальность — обыденность для клиента, он не воспримет слова специалиста всерьез. Это будет долгая и сложная терапия, которая должна повысить чувствительность к своему состоянию. И только потом он сам поймет: то, что происходит в его жизни — не норма.
Поэтому психолог не может ориентироваться на восприятие человека. Конечно, нельзя сразу сказать: «Это насилие, нужно срочно разводиться». Такая реальность — обыденность для клиента, он не воспримет слова специалиста всерьез. Это будет долгая и сложная терапия, которая должна повысить чувствительность к своему состоянию. И только потом он сам поймет: то, что происходит в его жизни — не норма.
Татьяна Орлова, психолог:
Нужно ориентироваться на две вещи:
Нужно ориентироваться на две вещи:
Распознает ли сам клиент насилие. Поскольку он в нем живет, то, скорее всего, не распознает.
Понимает ли психолог, что это насилие. Если да, сообщить об этом клиенту нужно только в случае угрозы жизни. В других ситуациях нужно учить его самостоятельно опознавать ситуации насилия. Когда он научится видеть свои границы и понимать, что происходит в отношениях, то сам сможет замечать насилие в свой адрес и останавливать его.
Почему важно уметь распознавать насилие и как это делать? Смотрите бесплатный мини-курс Психодемии «Не делать больно». Вы узнаете, как часто и с какими запросами приходят к психологу авторы насилия и почему психологи часто отказываются работать с ними. На примере демо-сессии узнаете, какую позицию стоит занимать терапевту в терапии с автором насилия и как построить процесс.
Как психологу понять, что к клиенту действительно применяют эмоциональное насилие?
И подойдут ли эти критерии:
И подойдут ли эти критерии:
Ситуация воздействует на психологические границы клиента
Он оказался в ситуации против своей воли
В ситуации есть дисбаланс власти не в пользу клиента
Его заставляют отказаться от своих потребностей и удовлетворять чужие
Клиент испытывает сильный страх, унижение, бессилие, изоляцию, нарушение границ
Ситуация уничтожает его самооценку.
Елена Кандыбина, психолог:
Отвечаю конкретно об этих критериях.
Отвечаю конкретно об этих критериях.
Люди все время воздействуют на границы друг друга, и не каждая ситуация будет насилием. Обнять, задать вопрос, высказать недовольство тоже означает влиять на границы. Иногда это происходит разово, случайно. Насилие же более жесткое и трудноостановимое.
Люди все время воздействуют на границы друг друга, и не каждая ситуация будет насилием. Обнять, задать вопрос, высказать недовольство тоже означает влиять на границы. Иногда это происходит разово, случайно. Насилие же более жесткое и трудноостановимое.
Недобровольность, как и удовлетворение потребностей агрессора, — на мой взгляд, подходящие критерии насилия. Такое часто происходит в детско-родительских отношениях. Родители говорят совершеннолетней дочери, что она должна быть дома в 19:00. Скорее всего, они сильно волнуются, но вместо работы над тревогой возлагают на дочь требования. В этом случае родители заставляют ребенка удовлетворять свою потребность в спокойствии и игнорируют ее потребности.
Недобровольность, как и удовлетворение потребностей агрессора, — на мой взгляд, подходящие критерии насилия. Такое часто происходит в детско-родительских отношениях. Родители говорят совершеннолетней дочери, что она должна быть дома в 19:00. Скорее всего, они сильно волнуются, но вместо работы над тревогой возлагают на дочь требования. В этом случае родители заставляют ребенка удовлетворять свою потребность в спокойствии и игнорируют ее потребности.
Антон Тонких, психолог:
Все эти критерии практически всегда субъективны. Они позволяют заподозрить, что человек попадает в странную ситуации. И если клиенту в ней плохо, то надо разобраться, почему он в ней находится.
Все эти критерии практически всегда субъективны. Они позволяют заподозрить, что человек попадает в странную ситуации. И если клиенту в ней плохо, то надо разобраться, почему он в ней находится.
Недобровольность, дисбаланс власти, психологические границы — все эти критерии вызывают вопросы. Бывают разные ситуации, и нужно понять, что на самом деле происходит в кейсе клиента. С отказом от потребностей тоже не понятно: кто заставляет, по каким причинам, как именно? Много вопросов, ответы на которые психологу важно получить от человека, а не отталкиваться от «стандартных» признаков.
Недобровольность, дисбаланс власти, психологические границы — все эти критерии вызывают вопросы. Бывают разные ситуации, и нужно понять, что на самом деле происходит в кейсе клиента. С отказом от потребностей тоже не понятно: кто заставляет, по каким причинам, как именно? Много вопросов, ответы на которые психологу важно получить от человека, а не отталкиваться от «стандартных» признаков.
Татьяна Орлова, психолог:
Я не согласна, что, например, отказ от потребностей — это не критерий насилия. В работе с клиентом нас интересует, как он удовлетворяет свои потребности, может ли делать это свободно. А насилие выражается в том, что человек вынужден удовлетворять потребности другого, в надежде, что когда-то и на его потребности обратят внимание.
Я не согласна, что, например, отказ от потребностей — это не критерий насилия. В работе с клиентом нас интересует, как он удовлетворяет свои потребности, может ли делать это свободно. А насилие выражается в том, что человек вынужден удовлетворять потребности другого, в надежде, что когда-то и на его потребности обратят внимание.
Из этого пункта вытекает и другой критерий — ущерб и выгода. От продолжительного насилия человек получает ущерб. Абьюзер всегда пытается воспитать его: «Если бы ты был хорошим, я бы относился к тебе по-другому».
Из этого пункта вытекает и другой критерий — ущерб и выгода. От продолжительного насилия человек получает ущерб. Абьюзер всегда пытается воспитать его: «Если бы ты был хорошим, я бы относился к тебе по-другому».
Согласна с тем, что насилие — это не про добровольный выбор. Проверить это можно вопросом, насколько легко клиенту делать выбор в работе или в отношениях. Если он может без угрозы выражать свое мнение или отказываться от чего-то, это добровольность. Если от выбора «задержаться на работе или нет» зависит, уволят ли человека, это не добровольный выбор — и признак эмоционального насилия.
Согласна с тем, что насилие — это не про добровольный выбор. Проверить это можно вопросом, насколько легко клиенту делать выбор в работе или в отношениях. Если он может без угрозы выражать свое мнение или отказываться от чего-то, это добровольность. Если от выбора «задержаться на работе или нет» зависит, уволят ли человека, это не добровольный выбор — и признак эмоционального насилия.
Кирилл Федоров, психолог:
Согласен, что падение самооценки — результат эмоционального насилия. Это происходит из-за перекладывания ответственности: автор насилия говорит, что вина не в нем, его вынуждают, а по-другому не понимают. «Я вынужден тебя оскорблять, потому что ты такой человек, тебя нужно изменить».
Согласен, что падение самооценки — результат эмоционального насилия. Это происходит из-за перекладывания ответственности: автор насилия говорит, что вина не в нем, его вынуждают, а по-другому не понимают. «Я вынужден тебя оскорблять, потому что ты такой человек, тебя нужно изменить».
В чем разница между конфликтом и эмоциональным насилием?
Кирилл Федоров, психолог:
У конфликта есть предмет: за кого голосовать, стоит ли уезжать, когда, куда. Этот предмет понятен всем участником конфликта.
У конфликта есть предмет: за кого голосовать, стоит ли уезжать, когда, куда. Этот предмет понятен всем участником конфликта.
Насилие — это когда человеку говорят, что проблема в нем. С этим сложно что-то сделать и даже понять, что именно не так.
Насилие — это когда человеку говорят, что проблема в нем. С этим сложно что-то сделать и даже понять, что именно не так.
Татьяна Орлова, психолог:
Конфликт предметен, и его разрешение приводит к миру и взаимопониманию. Эмоциональное насилие обычно не имеет какого-либо предмета, оно направлено на личность человека. Сколько бы он ни соглашался, ни подстраивался, насилие не заканчивается.
Конфликт предметен, и его разрешение приводит к миру и взаимопониманию. Эмоциональное насилие обычно не имеет какого-либо предмета, оно направлено на личность человека. Сколько бы он ни соглашался, ни подстраивался, насилие не заканчивается.
Всегда ли конфликты и вспышки гнева — показатель эмоционального насилия?
Кирилл Федоров, психолог:
Главный показатель эмоционального насилия — системность. Важно, как часто случаются эти эпизоды. Иногда и в партнерских, и в детско-родительских отношениях может случиться срыв, но единичный случай — еще не система. Мы не оправдываем агрессию и насилие, но важнее, как часто это происходит и анализируют ли эти ситуации в отношениях.
Главный показатель эмоционального насилия — системность. Важно, как часто случаются эти эпизоды. Иногда и в партнерских, и в детско-родительских отношениях может случиться срыв, но единичный случай — еще не система. Мы не оправдываем агрессию и насилие, но важнее, как часто это происходит и анализируют ли эти ситуации в отношениях.
Татьяна Орлова, психолог:
Соглашусь, что эмоциональное насилие, как и абьюз — это про цикличность и системность. Но хочу дополнить: анализ хороших и плохих моментов в отношениях не всегда работает. Если это единичные случаи, то о насилии может и не идти речи. Но если человека то превозносят, то роняют, есть опасность попасть в цикл абьюза. Превозношение как раз и будет заставлять человека оставаться в отношениях.
Соглашусь, что эмоциональное насилие, как и абьюз — это про цикличность и системность. Но хочу дополнить: анализ хороших и плохих моментов в отношениях не всегда работает. Если это единичные случаи, то о насилии может и не идти речи. Но если человека то превозносят, то роняют, есть опасность попасть в цикл абьюза. Превозношение как раз и будет заставлять человека оставаться в отношениях.
Если клиент — автор насилия, можно ли говорить ему об этом?
Елена Кандыбина, психолог:
Человек может причинять эмоциональное насилие ненамеренно: из тревоги, по незнанию. Но оно будет наносить объективный ущерб другим людям. И нет однозначного ответа, говорить ли ему, что его действия — насилие. Вот почему.
Человек может причинять эмоциональное насилие ненамеренно: из тревоги, по незнанию. Но оно будет наносить объективный ущерб другим людям. И нет однозначного ответа, говорить ли ему, что его действия — насилие. Вот почему.
Одно дело, если мы говорим о чем-то привычном и понятном, об общепринятых нормах, которые легко могут встроиться в картину мира клиента. Например, большинство согласится, что бить ребенка — это насилие. Но если мы с порога говорим что-то, во что человек не верит, он может просто уйти. Это не соотносится с его картиной мира. Сложно поверить в то, что ты причиняешь насилие.
Одно дело, если мы говорим о чем-то привычном и понятном, об общепринятых нормах, которые легко могут встроиться в картину мира клиента. Например, большинство согласится, что бить ребенка — это насилие. Но если мы с порога говорим что-то, во что человек не верит, он может просто уйти. Это не соотносится с его картиной мира. Сложно поверить в то, что ты причиняешь насилие.
Поэтому психологу нужно быть осторожным: связать человека с реальностью, но не сразу. Это должна быть долгая работа. Клиент сам должен прийти к осознанию.
Поэтому психологу нужно быть осторожным: связать человека с реальностью, но не сразу. Это должна быть долгая работа. Клиент сам должен прийти к осознанию.
Можно ли считать насилие к себе эмоциональным насилием?
Татьяна Орлова, психолог:
Это можно рассматривать как насилие, но оно возникает не на пустом месте. Обычно это следствие того, что человек когда-то не нашел других способов справиться с насилием по отношению к нему. И решил критиковать себя первым, чтобы было не так больно получать критику извне.
Это можно рассматривать как насилие, но оно возникает не на пустом месте. Обычно это следствие того, что человек когда-то не нашел других способов справиться с насилием по отношению к нему. И решил критиковать себя первым, чтобы было не так больно получать критику извне.
Но мы не можем человека в этой ситуации оценивать как автора насилия, ведь он в то же время и жертва. Надо выходить на другой контекст, работать с тем, в какой момент клиент решил, что уместно применять насилие по отношению к себе.
Но мы не можем человека в этой ситуации оценивать как автора насилия, ведь он в то же время и жертва. Надо выходить на другой контекст, работать с тем, в какой момент клиент решил, что уместно применять насилие по отношению к себе.
Несет ли психолог ответственность, если знает, что клиент подвергается эмоциональному насилию?
Антон Тонких, психолог:
Юридически — нет. Считаю, что этически тоже. Я чувствую ответственность за то, что качество моей работы влияет на возможность клиента улучшить свою жизнь. Стараюсь привести клиента к осознанности с помощью радикальной, дотошной любопытности, максимально разобраться в ситуации. Человек сам должен осознать, в каком положении находится и хочет ли продолжать в нем оставаться.
Юридически — нет. Считаю, что этически тоже. Я чувствую ответственность за то, что качество моей работы влияет на возможность клиента улучшить свою жизнь. Стараюсь привести клиента к осознанности с помощью радикальной, дотошной любопытности, максимально разобраться в ситуации. Человек сам должен осознать, в каком положении находится и хочет ли продолжать в нем оставаться.
Кирилл Федоров, психолог:
Ответственность психолога заключается в том, чтобы клиент увидел, что происходит в его жизни, и последствия этих событий. Чудо исцеления не случится от того, что мы сообщим клиенту, что в его жизни происходит насилие. Скорее всего, информация его напугает, включится механизм избегания — только сбежать он решит не от партнера, а от психолога.
Ответственность психолога заключается в том, чтобы клиент увидел, что происходит в его жизни, и последствия этих событий. Чудо исцеления не случится от того, что мы сообщим клиенту, что в его жизни происходит насилие. Скорее всего, информация его напугает, включится механизм избегания — только сбежать он решит не от партнера, а от психолога.
Главное, чтобы психолог видел проблемную ситуацию и помогал клиенту ее увидеть, осознать, как это влияет. В этом заключается наша ответственность.
Главное, чтобы психолог видел проблемную ситуацию и помогал клиенту ее увидеть, осознать, как это влияет. В этом заключается наша ответственность.
Татьяна Орлова, психолог:
Психолог ответственен только в том случае, если он присоединяется к насилию: «А что вы сделали такого, что это произошло?» К сожалению, я встречала такие случаи. Пострадавшие очень легко берут ответственность на себя, поэтому и с психологом они ее возьмут. И тогда мы будем укреплять отношения насилия.
Психолог ответственен только в том случае, если он присоединяется к насилию: «А что вы сделали такого, что это произошло?» К сожалению, я встречала такие случаи. Пострадавшие очень легко берут ответственность на себя, поэтому и с психологом они ее возьмут. И тогда мы будем укреплять отношения насилия.
Поделиться:
Копировать ссылку
Еще по теме
